Примерно такие грустные чувства должен был бы испытывать на моем месте практически каждый современный цивилизованный человек. «Экологическое сознание» сделалось неотъемлемой частью современной идеологии. «Час Земли», как и сотни ему подобных мероприятий, — это прежде всего идеологическая акция. Разве то, что люди повсеместно выключат на час электричество, способно повлечь за собой какие-нибудь реальные последствия, кроме разве что проблем на подстанциях? Не электроэнергия, а наше собственное сознание — вот что стоит на повестке дня. Это признают и координаторы акции: «Сэкономить электроэнергию — это не первоочередная цель акции «Час Земли». Для нас важно привлечь внимание людей к изменению климата».
Природоохранной риторикой нас пичкают со школьной скамьи. СМИ переполнены угрожающими сообщениями об изменениях в климате планеты. Миллионы людей участвуют в различных природоохранных мероприятиях. Экологическая идеология тотально проникла во все поры современного общества. Изменилось ли что-нибудь от этого? Разумеется, произошли существенные изменения в законодательстве, прежде всего международном, ужесточились требования к двигателям автомобилей, к работе заводов. Но всё перечисленное — пренебрежимо мало в контексте всей мировой экономики: экономический рост в странах третьего мира многократно перекрывает любые природоохранные инициативы европейских стран. Климат продолжает теплеть. И это не говоря уже о том, что само влияние человеческой деятельности на климатические изменения остается под вопросом. На нашей планете климат многократно менялся и безо всякого участия человека: нынешнее потепление на считаные градусы смешно и в свете локальных похолоданий и потеплений в пределах последнего миллиона лет, не говоря уже о более глобальном чередовании криоэр и термоэр. В мезозое в пределах Полярного круга росли тропические леса. Может быть, древние рептилии тоже не выключали за собой свет?..
Если в планетарном масштабе последствия экологических инициатив — бесконечно малая величина, то в масштабе современного социума, напротив, последствия экологической пропаганды обычно недооценивают. «Час Земли» вкупе с подобными мероприятиями меняет не Землю. Он меняют нас. Меняет сознание сотен тысяч людей, которые сидели этот час в темноте на городских площадях: такие фотографии были размещены на сайте акции. Поражает не то, что за последние десятилетия среднегодовая температура изменилась на полтора градуса, а то, что за эти десятилетия идеология повернулась на 180 градусов.
Люди еще сто лет назад воспринимали происходящее совсем в других категориях. Каждый новый построенный завод, каждый новый километр железной дороги, каждая распаханная степь и освоенный гектар леса воспринимались всецело положительно. Люди видели в этом радостные свидетельства прогресса. Все считали, что человек должен переделывать мир на разумных основаниях, при помощи науки и технологии. Вспомним романы Жюля Верна, гимны эпохи культа прогресса. Например, роман «Таинственный остров» — яркое изображение идеала человека той поры. Даже небольшая группа людей может (и должна!), опираясь на помощь разума, переделать мир вокруг себя. Девственные джунгли острова герои романа стремительно перепахивают и приспосабливают под себя. Каждая взорванная скала — очередной шаг к торжеству прогресса.
Если говорить о России, то квинтэссенцией этой идеологии стала философия космизма, родившаяся в конце XIX — начале XX века. Космисты пропагандировали необходимость радикального преобразования окружающей среды. Если сейчас мы в ужасе от того, что человек своей деятельностью, возможно, меняет климат Земли, то Николай Федоров и Константин Циолковский считали, что человек должен его изменить, сделать более теплым, приемлемым. Сейчас предложения Циолковского, советовавшего в своих статьях вырубить джунгли и вырастить на их месте что-нибудь более полезное (да-да, это тот самый Циолковский, известный большинству в качестве основателя космонавтики), кажутся чем-то кощунственным, чем-то совершенно немыслимым и ужасным, сходным по духу с преступлениями Гитлера. Но тогда они смотрелись, напротив, вполне уместно.
Мы должны вспомнить всё это, чтобы оценить масштаб изменений, произошедших в головах за последние несколько десятилетий. В результате насаждения экологической идеологии человек стал чувствовать себя тотально виноватым. Слово «экология» в современном мире давно стало синонимом слова «вина». Подавляющий расход энергии и вредные отбросы приходятся на крупные промышленные предприятия. Но комплекс вины планомерно перекладывают на индивидуального потребителя. На нас с вами. Именно на это направлена бесконечная калькуляция, призванная показать, что практически любое наше действие наносит вред окружающей среде. Один запрос в Google эквивалентен двум граммам выброшенного в атмосферу СО2. Каждый купленный холодильник — столько-то квадратных сантиметров растаявших льдов. Поездка на автомобиле на дачу, к любимой женщине, за мамой в больницу — еще одна лепта в отравление Земли. Современный человек виновен перманентно, уже по самому факту своего существования. Можно постараться уменьшить вину — купить «безопасный» холодильник, пересесть на велосипед. Но совсем не пользоваться техникой мы не можем. Поэтому в любом случае остаемся виновными.
Современный человек чувствует себя не царем природы, не ее преобразователем, на которого возложена какая-то важная миссия. Он чувствует себя глистом в теле Земли. Глист вредит в любом случае, речь идет только о степени этого вреда.
Если «Таинственный остров» построить в контексте современной идеологии, попытаться воплотить в нем современный идеал, то роман вообще бы кончился, не начавшись: герои бы упали со своего воздушного шара не на остров, а в океан. А остров так и остался бы со своей девственной и нетронутой природой. Глисты там бы не завелись. В крайнем случае, если бы заселение произошло, герои должны были бы ютиться в какой-нибудь пещере и заботиться не о собственном комфорте, а о том, как бы не дай бог не потревожить биоразнообразие.
Всё это сказано не в осуждение «экологической идеологии» и не в восхваление «идеологии прогресса». Просто надо помнить не только об изменениях климата, но и об изменениях в наших собственных головах. Причем последние должны настораживать не меньше, чем первые. Тотальная невротизация общества, повсеместное насаждение комплекса вины «перед планетой» — это прежде всего инструмент власти и контроля, та самая «микрофизика власти», о которой писал еще Мишель Фуко. Комплекс вины делает людей существенно более пригодными для различного рода манипуляций. Виновных легче заставить что-либо делать. Ну хотя бы их легче заставить покупать те или иные товары как более «экологически чистые»: купив наш товар, вы хотя бы отчасти сможете загладить свою вину. Виновность перед планетой давно стала эффективным механизмом рекламы. И отнюдь не только рекламы. Конечно, и в эпоху идеологии прогресса, второй половине XIX — начале XX века, существовали механизмы идеологического контроля. Но тогда они были устроены не так, как сейчас. Если мы будем помнить не только об изменениях климата, но и об изменениях идеологии (того, что преподносится нам как само собой разумеющееся), нами будет труднее управлять.
Хотя сами причины идеологических изменений — вопрос такой же темный, как и причины изменений климатических. И появление «экологической идеологии» (ее, пожалуй, надо отсчитывать с 1968 года, когда был создан знаменитый Римский клуб) необходимо рассматривать вкупе с другими идеологическими сдвигами. Немалую роль, думаю, тут играет осмысление постколониального опыта: стремительный развал европейских империй поставил под вопрос эффективность экспансии европейской идеологии разума и прогресса. Экспансия культурная и освоение природы практически совпадали. Европейцы развивали собственную промышленность за счет сырья, вывозимого из колоний. Процесс колонизации был процессом вторжения европейской технологии в архаические культуры и одновременно процессом освоения природных богатств. И после того как колониальная система стремительно рухнула (в первые два десятилетия после Второй мировой войны), европейцы начали каяться. Перед природой и перед туземцами. Испытывать вину за то, что вторглись в девственные, нетронутые туземный и природный миры.
Постепенно этим сознанием собственной виновности проникается каждый. Хотя заводы продолжают работать, а мы продолжаем пользоваться их продукцией. Природоохранные инициативы свелись к тому, что, позаботившись об «экологической чистоте» в Европе, мы просто перенесли производство в страны третьего мира. Где дешевая рабочая сила и нет жесткого природоохранного законодательства. Вот такое вот «раскаяние» за колониальную политику прошлого. Об этом аспекте «экологической идеологии» тоже не стоит забывать. Чувство вины, внушаемое ей, крайне двусмысленно, если не сказать лицемерно.
Как двусмысленна и лицемерна прошедшая акция «Час Земли». С одной стороны, люди чувствуют, что провинились перед планетой чуть ли не самим фактом своего существования. Остается только исчезнуть и выключить за собой свет. С другой стороны, всё остается по-прежнему. Мы чувствуем себя виноватыми перед экологией — но от благ цивилизации отказываться не собираемся. «Час Земли» прошел — и свет в наших окнах вспыхнул с новой силой.