Квоты: право на жизнь только для богатых

Пожалуй, нет более яркой иллюстрации бездушности, античеловеческой сущности нынешнего режима, чем существующий у нас порядок квот на оказание высокотехнологичных услуг.

Вот несколько месяцев назад я узнал, что умер мой хороший знакомый Толя Лежнев. Было ему 49 лет, у него был рак желудка. Случайно, уже много после похорон встретил его жену. Рассказала, что муж кричал, просто исходился криком, визжал, стонал, рвал одеяло. Кололи ему какие-то лекарства, которые под конец уже не помогали и не облегчали его боль. Умер он после почти полугода чудовищных мучений, умер, не узнавая никого вокруг себя. У государства не нашлось денег для того, чтобы вставить ему какой-то прибор, он не попал под квоту. Не хватает также денег еще на сотни и тысячи людей, нуждающихся в лечении. По некоторым данным, лечение по квоте получает только один из трех больных, к тому же эта квота выдается один раз в жизни, а человек может лечиться не один раз. Власть буквально говорит больным людям: нет денег, подыхайте!

Кстати, введение квот — одна из главных «заслуг» именно Путина. Началось все с приказа Минздрава РФ от 20.12.2000 N 445/77 «О порядке приема больных учреждениями здравоохранения федерального подчинения». Этот приказ активно пропагандировался — ведь до его введения медицинская помощь вообще почти перестала оказываться.

Как говорится, за что боролись — на то и напоролись — нет денег — ложись в гроб. А вот если посчитать — сколько бы жизней смогли спасти миллиарды ближайших друзей Путина Абрамовича и Дерипаски, если бы были направлены не на покупку Челси, не на проституток и яхты, а на помощь больным детишкам?

Или все-таки это очень стыдно — считать деньги в чужом кармане?.. А не те ли это, случайно, деньги, на которые в СССР оказывалась безусловная и бесплатная медицинская помощь?

Для тех, кто интересуется проблемой квотирования медицины — подборка статей внизу:

История последних двух месяцев — лишь часть долгой истории российского «квотируемого» здравоохранения последних лет. «Миллион человек в год умирает в России от излечимых болезней», — утверждает президент РАМН Михаил Давыдов, директор Российского онкологического научного центра им. Н.Н. Блохина.

Чтобы получить высокотехнологичную медицинскую помощь, которую не могут оказать в районной или городской больнице, нужна квота от департамента здравоохранения региона. Квота — разрешение на госпитализацию в специализированный центр и гарантия федерального финансирования, которое придет за таким больным в клинику.

Квоты — это целый клубок проблем.
Первая проблема — получить квоту в регионах удается далеко не всем.
Вторая — где лечиться и лечиться ли вообще, решают чиновники от здравоохранения, а не больной и не лечащий врач.
Третья — деньги, которые выделяются каждому «квотируемому», в большинстве случаев не покрывают стоимости высокотехнологичного лечения.
Четвертая — часто одному больному требуется лечение в нескольких медицинских центрах, а квота рассчитана только на один.

***

Сотрудники фонда «Подари жизнь», помогающие врачам и пациентам нескольких московских клиник, взяли на себя сбор и подготовку необходимых для получения квот документов и даже переговоры с министерством. А вмешательство федерального ведомства потребовалось потому, что многие регионы не заказали квоты в столичные клиники.

Екатерина Чистякова, директор программ фонда «Подари жизнь», объясняет: «Добывать квоту — отдельная работа. Пациенты болеют, врачи их лечат. Им не до бумажек. Штатных единиц, которые связывались бы с регионами, посылали решения комиссии по госпитализации и выписки, потом отслеживали, готова ли квота, просили, торопили, — просто нет. Эта работа падает на врачей. Если пациенты — дети, то мама или папа при них. А если дома есть еще дети? Да и зарабатывать должен хоть кто-то в семье, пока ребенок болеет».

Тане Назаровой из города Гуково Ростовской области после курса химии в январе этого года потребовался курс лучевой терапии — у девочки опухоль головного мозга. Лучевая терапия показана и Саше Дудникову, тоже жителю Ростовской области, с диагнозом апластическая астроцитома. Такую терапию дети могут получить в Российском научном центре рентгенорадиологии (РНЦРР). Но Ростовская область не заказала ни одной квоты в этот центр, хотя в Ростове-на-Дону не проводят лучевую терапию маленьким детям. Чтобы госпитализировать ростовчан в РНЦРР, благотворительный фонд «Подари жизнь» написал гарантийное письмо, обязавшись оплатить лечение, если квоты не будут предоставлены. Только таким чудесным образом детей на этом этапе спасли — начали лечить.

— Мы благодарны фонду, — говорит мама Тани, Наталья Назарова. — Я надеюсь, что после этого курса Таня поправится, но знаю, что некоторым детям требуется повторный курс. Что делать, если он понадобится Тане уже в этом году?

Мы задали этот вопрос пресс-секретарю Минздравсоцразвития. Нам ответили: «Обращаться в министерство — 127994, ГСП-4, Москва, Рахмановский переулок, 3, департамент высокотехнологичной помощи». Больные, у которых счет идет на дни, будут писать письма?

***

В советское время, когда медицина была бесплатной, на лечение в московские или питерские клиники с периферии было не попасть. В постсоветские времена во всех крупных медицинских центрах появились платные услуги, а четких правил, по которым можно было получать лечение за счет бюджета, не было. Минздравсоцразвития решило навести порядок. В 2005 году появился приказ «О порядке направления граждан… к месту лечения при наличии медицинских показаний». Но и в 2007-м, и в 2008 году Росздравнадзор (федеральный орган, который следит за соблюдением законодательства в здравоохранении) по результатам проверок указывал, что «имеют место системные нарушения». Комиссии, направляющие на ВМП (высокотехнологичная медицинская помощь. — Прим. ред.), в ряде регионов работали без документации, часто никак не фиксировали отказы — сколько больных отфутболили на региональном уровне, никто не знает. Сроки, в которые рассматривались документы, были «необоснованно длительными».

Для того чтобы пациент попал на высокотехнологичное (читай — очень дорогое) лечение в какой-либо центр, он должен пройти три комиссии.

Первая — в поликлинике или больнице, где лечащий врач обнаружил заболевание, которое не в силах вылечить на месте. Здесь больному нужно получить направление за подписью главврача и выписку из истории болезни с рекомендацией о необходимости ВМП. Потом эти документы надо сдать в департамент здравоохранения региона. Здесь — следующая комиссия. На этот раз — субъекта Федерации по «отбору больных на оказание ВМП».

По решению региональной комиссии на больного оформляется «талон на оказание ВМП» или его вносят в «лист ожидания». Все «талоны» и «листы ожидания» размещаются на сайте, созданном в этом году Минздравсоцразвития.

Третью комиссию пациенту нужно преодолеть в лечебном учреждении, куда его направили. Здесь тоже смотрят, нет ли противопоказаний для госпитализации. И только тогда — лечение.

В своих отчетах по результатам проверок за прошлые годы Росздравнадзор указывал, что нет «единой информационной системы, объединяющей всех участников ВМП». С появлением сайта министерство может откорректировать очереди на лечение, перекинув квоту одного региона в другой. Начали обмениваться квотами и сами регионы.

Это значительный шаг вперед, но теперь, когда он сделан, стали видны и просчеты. Можно выстроить систему по выделению квот и направлению больных на лечение, можно обеспечить прозрачность «листов ожидания». Но все это не поможет увидеть больных, которым отказали — не дали квоты и не поставили в «лист ожидания». В регионах далеко не каждого нуждающегося вносят в этот «лист». Часто отделываются просто устным отказом: «Квот нет». О тех, кому отказали, можно узнать только случайно, если эти настойчивые пациенты стремятся получить квоту через Минздравсоцразвития. Чаще всего это дети, за их жизнь родители бьются, несмотря на отказы в регионах (если родители, отчаявшись, сдаются — дети умирают без помощи у себя дома). Валентина Широкова, директор департамента развития помощи детям Минздравсоцразвития, уверяет, что готова рассматривать каждое такое обращение и помогать в индивидуальном порядке.

***

За пациентом идут деньги, отдать их в федеральный центр или оставить у себя в регионе, в местных клиниках, имеющих право на оказание ВМП, решают местные чиновники от здравоохранения. Объясняют свое решение целесообразностью: если есть возможность оказать помощь в регионе, зачем больному ездить в Москву или Питер. Но кто убедит родителей, что деньги на лечение ребенка лучше оставить в регионе, когда, например, в московском институте детской онкологии и гематологии выживают 80% детей, а в целом по стране с аналогичными заболеваниями — меньше 60%?

Росздравнадзор еще по итогам проверок 2007 года указывал: «Не созданы нормативно-правовые документы, обеспечивающие право пациента на выбор медицинской организации, оказывающей ВМП». Нет права на выбор у пациента и до сих пор.

Какая сумма положена на определенный вид высокотехнологичной медицинской помощи в 2009 году, определено приказом министерства. Квота по профилю «онкология» для федеральных медицинских учреждений в этом году 109,8 тыс руб.

На что может хватить этих денег? В институте детской онкологии и гематологии онкоцентра им. Н.Н. Блохина рассчитаны коммерческие цены для лечения иностранцев. Один месяц лечения больного лейкозом — 250—300 тыс руб. А находится больной в клинике до восьми месяцев. Как лечебные учреждения выходят из положения? Приходится выписывать больного, посылать за новой квотой, а потом опять госпитализировать. Но дадут ли очередную квоту — всегда вопрос.

Кроме того, некоторым больным невозможно помочь в одной клинике.

Егору Опарину после операции в институте Бурденко нужна была химиотерапия. Лечащий врач института созвонился с отделением химиотерапии НИИ детской онкологии и гематологии и мальчика перевезли на Каширку. Но Егор — из Иванова, мама не оставляет его ни на час, а квоту может предоставить только управление здравоохранения по месту жительства. Номер квоты — это тот заветный шифр, по которому аптека онкоцентра выделит лекарство, а любой диагностический кабинет проведет исследование.

Егора все-таки начали лечить, не дожидаясь, пока Дмитрий, его папа, получит квоту. Но эта история — исключение. Лечение без квоты — нарушение порядка, заведенного министерством. Отказ от лечения — нарушение медицинской этики. «Что делать, если в институт без квоты обращаются родители с ребенком, у которого лейкоз или лейкома? — говорит доктор медицинских наук, заместитель директора по научной и лечебной работе НИИ детской онкологии и гематологии онкоцентра им. Н.Н. Блохина Георгий Менткевич. — Положить — нарушить приказ. Но не положить невозможно: надо максимально быстро начинать лечение, потому что за сутки опухоль способна удвоиться. А за те дни, что потребуются родственникам для получения квоты, больного ребенка просто не станет». Вот парадокс российского здравоохранения: больного можно вылечить, но лечить —нельзя. Без квоты.

Related posts