В журналистской карьере Олега Кашина были самые разные CМИ: «Коммерсант», «Лимонка», «Известия», «Эксперт», «Русский журнал» и другие, но везде он оставался верен себе и до конца отстаивал собственную позицию, невзирая на последствия. Он брал интервью у Глеба Павловского, Сергея Кара-Мурзы, Александра Проханова, Бориса Акунина и других любопытных персонажей. Он был первым журналистом, оказавшимся у дома, в котором погиб президент Ичкерии Масхадов, неоднократно задерживался милицией за исполнение журналистских обязанностей, бывал бит. В общем, приключений в жизни Олега Кашина было немало, а сколько их еще предстоит…
Согласны ли вы с тем, что если ты политический журналист, то должен быть либо против оппозиции, либо против Кремля, потому что нейтральных политических СМИ просто не существует?
Согласен, но не в том смысле, что считаю такую ситуацию правильной, а в том, что – ну да, примерно так все и есть, и это – та причина, по которой мне и пришлось уйти из политической журналистики, а я из нее действительно ушел и сейчас не считаю себя политическим журналистом. Ну, почти не считаю – все-таки пишу о политике в двух изданиях – «Независимой газете» и у себя в «Русской жизни» в специальной рубрике «Драмы». Собственно, других мест, в которых можно было бы быть и против оппозиции, и против Кремля (а эта формула мое отношение к нынешней ситуации вполне характеризует), я не вижу, да и по поводу этих мест никаких иллюзий не строю – влияние обеих площадок настолько незначительно, что я не думаю, что мои тексты читает кто-то кроме аудитории моего блога.
Насколько я знаю, раньше у вас были нормальные отношения с Панюшкиным, Яшиным, да и другими представителями либеральной общественности. Но потом возникали какие-то конфликты. Как вы считаете, неужели некие политические воззрения могут так резко менять отношения. Ведь если ты ценишь человека как личность, какая разница, за Путина он или за какую-нибудь НБП?
Именно. И как раз поэтому я сильнее всего дорожу своими отношениями с теми людьми, которые не ставят товарищество в зависимость от политики. Таких, надо сказать, немало – это и Мария Гайдар, с которой мы подружились как раз в те времена, когда в либеральной тусовке считалось (говорю в прошедшем времени, потому что это уже баян, действующий по умолчанию) хорошим тоном называть меня нерукоподаваемым, кремлевским журналистом и другими словами, и Сергей Шаргунов, который все эти годы был и остается моим товарищем, и «национал-оранжист» Алексей Навальный, и нацбол Захар Прилепин, и «единоросс» Константин Рыков, и Максим Кононенко, с которым мы работали в прокремлевской газете «Реакция», оба называли себя «цепными псами режима», а теперь оба возмущаемся нынешней «эпохой ткачихи Лапшиной». Хорошими отношениями с этими людьми я действительно дорожу.Есть, кстати, и оборотная сторона зависимости отношений от политических вещей. Когда в тусовке стало принято считать, что я работаю на «Справедливую Россию» (это неправда, но поскольку издатель «Русской жизни» имеет несчастье быть функционером этой партии, многие в силу своего идиотизма записали и меня в «эсеры»), мне позвонил один функционер этой партии и радостно сообщил, что мы с ним теперь, оказывается, «в одном лагере», и теперь нам надо дружить. Я вежливо поблагодарил парня за звонок, но больше мы не общались – надеюсь, не надо пояснять, почему.Что касается тех, с кем я ссорился после каких-то политических коллизий, то, – вот сейчас пытаюсь вспомнить, – по-моему, нет таких людей, о «политической ссоре» с которыми я бы сейчас жалел – напротив, я жалею о том, что когда-то у меня были хорошие отношения с этими людьми. Политика здесь ни при чем – просто в большинстве случаев реальной причиной ссоры становится непорядочное отношение, вызванное какими-то прагматическими резонами. Того же Яшина, которого вы упомянули, я чуть ли не материл в своих заметках в те же самые времена, когда мы с ним дружили – это не метафора, буквально на следующий день после нашего совместного визита на съезд «Наших», закончившегося избиением Яшина, я в своей статье написал, что после революции, если таковая состоится, Яшин превратится в использованный презе…ватив. Но тогда я работал в «Коммерсанте», был ему нужен, он меня терпел. Стоило мне уволиться, дружба закончилась – а несколькими месяцами позже Яшин повесил у себя в ЖЖ подробности моих переговоров о трудоустройстве, приврав при этом, что за меня хлопочет Глеб Павловский. Я к таким вещам отношусь очень нервно, позвонил в ту газету, сказал, что не буду и пытаться, чтобы не подставлять издание, а с Яшиным с тех пор не общаюсь, но это не политическая история, а общечеловеческая, правда же?С Панюшкиным я, кстати, не ссорился – если, конечно, за тот год, что мы не виделись, кто-нибудь нас заочно не поссорил. Надеюсь, что все-таки нет.
Иногда про людей, которые переходят из одного политического лагеря в другой, говорят «продался, но если человек является профессионалом в своей области, совершенно естественно, что он ищет место, где лучше сможет раскрыть свои таланты, и где ему заплатят больше денег. Как и любой профессионал, будь то юрист, бухгалтер или врач.
Здесь я, кстати, не соглашусь. «Переход из одного политического лагеря в другой» очень часто становится синонимом слова «продался». Можно вспомнить судьбу депутата Митрофанова или молодого мэра Волгограда Гребенникова (победил на выборах как коммунист, а теперь вступил в «Единую Россию») – мне кажется, эти люди все-таки именно продались, чего уж там.Но переходить из одного политического лагеря в другой может только тот, кто в этом лагере находится – то есть прежде всего политик. Журналист, стоящий журналист, не должен быть частью какой-либо политической силы. Если автор, статьи которого я читаю, маркирован, например, как коммунист, то мне будет просто неинтересно его читать – я лучше послушаю, что говорит Зюганов, потому что первоисточники всегда интереснее.Ну а в случае с переходом журналиста из издания в издание драматичность, разумеется, гораздо ниже. То есть журналисты меняют место работы действительно из тех же соображений, что и юристы с врачами – ну да, лучше работать там, где больше платят и где лучше раскрываются таланты. Но еще, конечно, очень важно, чтобы то, чем ты занимаешься, не шло вразрез с твоей совестью и твоими взглядами на жизнь (этим я похвастаться могу – никогда не работал в изданиях, которые мне по этому критерию не нравились), но это тоже не только журналистская история – например, я думаю, что далеко не каждый врач даже за огромные деньги пойдет делать подпольные аборты. Все-таки деньги – не определяющий критерий.Этого, кстати, очень многие не понимают именно применительно к нам, журналистам. Принято считать, что журналист – это забитый трусливый идиот, который будет писать то, что ему скажут, лишь бы платили и не уволили. Я знаю и таких людей, их часто бывает безумно жаль – но лицо русской журналистики это все-таки не они.
В нашумевшей статье про рядового Сычева, вы заявили, что никто его не насиловал, к кровати не привязывал, и все эти ужасы сочинила председатель челябинского Комитета солдатских матерей Людмила Зинченко. Да и в других материалах вы солдатских матерей не очень-то жалуете. Почему?
Ну, насчет других материалов вы погорячились – я не помню, чтобы я писал о солдатских матерях в каких-то других ситуациях. Но вообще все правильно, не жалую профессиональных солдатских матерей – точно так же, как и профессиональных русских, профессиональных подхалимов, профессиональных блоггеров, профессиональных бандитов и прочих «профессионалов» в тех сферах, в которых по определению все – любители.Я, может быть, старомодно рассуждаю, но если ты называешь себя солдатской матерью, у тебя должен быть сын – солдат. У Людмилы Зинченко (и не только у нее) нет и никогда не было сына-солдата. Солдатская мать – ее профессия, то есть профессия-то у нее правозащитник, то есть почти политик, но с лейблом «солдатская мать» на рынке политических услуг человек имеет некоторые конкурентные преимущества. Я считаю, что это нечестно. Назывались бы «Партией защиты солдат» или как-то в этом роде, я бы относился к ним помягче. Как вы относитесь к решению Путина возглавить предвыборный список «Единой России»?
Разумеется, плохо. И даже не потому, что я плохо отношусь к самому Путину (в конце концов, я и есть то самое путинское поколение, которое добилось всего именно в эти восемь лет и без ностальгии вспоминает о девяностых), а потому, что я не люблю, когда людей держат за идиотов. Нынешняя предвыборная кампания – это именно такое обращение к гражданам России: «Вы идиоты, смиритесь с этим». Да, президент должен быть партийным, и в том, что во главе одной из партий стоит президент, никакой трагедии нет. Но этот принцип верен только в том случае, если партий хотя бы две, у нас же именно после включения Путина в список «Единой России» совершенно наглым образом выстраивается однопартийная система, отличающаяся от советской только несколькими внешними проявлениями. Мне кажется, Россия не заслуживает возвращения в совок – особенно если у России никто не спрашивает.
Почему в последнее время появилось так много общественных организаций и отдельных личностей, которые едва ли не на коленях умоляют Путина остаться на третий срок? Не думаете ли вы, что такое поведение как минимум ненормально? Это какой-то очередной культ личности.
Есть такая популярная версия, что нынешние «запутинские» структуры, создаваемые вне «Единой России», призваны стать основой какой-то новой партии, которая потом каким-то хитрым образом сменит вот эту ужасную номенклатурную бессмысленную «Единую Россию». Многие в это даже верят. Вообще, это была такая мода – думать, что в Кремле сидят люди, более хитрые, чем они кажутся, и все, что мы видим – это часть хитроумного плана, и очень скоро мы поймем, в чем он заключался. Был период, когда я тоже в такие вещи верил, сейчас уже надоело, и я не вижу в нынешнем «запутинстве» ничего кроме идиотизма и проявления каких-то нехороших человеческих черт, описанных еще Гоголем и Салтыковым-Щедриным.
Олег, не знаю точно, но предполагаю, что результаты любых выборов можно подтасовать при желании. Зачем тогда кого-то не допускают до выборов, отменяют графу против всех, чинят разнообразные препятствия «несогласным» и прочее? Зачем это нужно?
Есть старинный анекдот про династию адвокатов – отца и сына, сын только-только получил диплом и радостный возвращается со своего первого судебного заседания – Папа, представляешь, я в первый же день выиграл дело, которое ты вел двадцать лет. Отец отвечает – Ну и ду…ак, это дело нас двадцать лет кормило. Бороться с угрозами – это тоже бизнес, и люди, которые с ними борются, не заинтересованы в полной и окончательной победе над ними. Если не чинить препятствий «несогласным», куда девать тех, для кого борьба с несогласными – это работа? Не к станку же.
Не кажется ли вам, что выборы стали жутко скучными? Никакой конкуренции, никаких ярких личностей, политических технологий, компромата. Тишь да гладь, все просто и понятно, и в результате народу участвовать в этом совершенно не интересно.
Не кажется. То есть – ну да, все ужасно скучно, но чем скучнее сегодня, тем сильнее надежда на какое-нибудь чудо, которое случится завтра. Я романтик, да.
Пойдете ли вы на выборы второго декабря, и если да, то за кого будете голосовать?
Я прописан в Калининграде, а 2 декабря буду в Москве, и не очень хочу предпринимать какие-то усилия, чтобы проголосовать здесь. Если бы голосовал, написал бы на бюллетене какую-нибудь непристойность, а потом бы переживал о том, что мой голос достался бы «Единой России».
Олег, насколько могущественны СМИ? Вот если предположить, что все газеты и телеканалы стали бы вдруг пиарить не Путина, а некоего Васю Пупкина, смог бы он через некоторое время получить ту же поддержку, что и ныне действующий президент и даже затмить его?
Разумеется, СМИ сейчас менее могущественны, чем в 1996 году – я уверен, что сейчас теми же методами Ельцин бы уже не смог победить Зюганова. Судя по тому, что сегодня «план Путина» проталкивают не только через СМИ (имею в виду все эти истории с родительскими собраниями в школах, какими-то телефонными агитаторами и так далее), это понимают и те, кто ведет эту предвыборную кампанию.Опыт превращения в рейтингового политика неважно кого у нашего телевидения, однако, есть – вспомним Дмитрия Медведева с Сергеем Ивановым. Правда, ни тому, ни другому не удалось опередить по популярности самого Путина – но ведь во времена сериала про преемников Путин тоже не сходил с телеэкранов, а народной любви на всех не хватает.
Представим, что вы владелец какого-то СМИ. И вот журналист приносит вам добротную в принципе статью, но выражает в ней мнение, с которым вы категорически не согласны, которая идет вразрез с вашими взглядами. Вы бы опубликовали ее?
Если мы представим, что я владелец какого-то СМИ, то когда журналист принесет мне свою статью, я уволю главного редактора, потому что статьи нужно приносить ему, а владелец не должен вмешиваться в редакционную политику.А если бы я был редактором – то такой опыт, хоть и скромный, у меня был в «Русском журнале» и, в общем, я не раз с удовольствием публиковал статьи, с которыми был не согласен. В конце концов, знаменитую статью Ольшанского «Гламурная кремлядь» опубликовал я – снимать с сайта, правда, пришлось ее тоже мне, но это уже совсем другая история.
Приходилось ли вам писать заказные статьи, когда к вам подходили и говорили: вот про этого человека надо так-то написать, это событие так-то осветить?
Ко мне с таким вопросом как подойдешь, так и отойдешь. На свете нет человека, который мог бы похвастаться тем, что он говорил мне, как надо осветить какое-либо событие, а я выполнял его требование.
Скажите, Олег, с профессиональной точки зрения, что вам интереснее, следовать мнению большинства и, как следствие, получать некое общественное одобрение или переть против толпы, вызывая негатив и возмущение масс?
Мне было бы интереснее, как вы выражаетесь, переть против толпы, вызывая при этом некое общественное одобрение. Но поскольку в обеих частях этой конструкции под разными названиями – «толпа» и «общество» фигурирует одно и то же явление (мне все-таки больше нравится называть его обществом), это невозможно, и приходится выбирать второе – то есть вызывать негатив и возмущение масс. Слава Богу, есть некая совершенно не репрезентативная группа людей – в основном мои коллеги, – по реакции которых я могу судить, насколько мне удалась или не удалась заметка. В этом смысле мне даже нравится то, что журнал «Русская жизнь» продается далеко не во всех киосках, и многие из тех, кто наверняка возмущался бы по поводу того, что мы пишем, нас просто не читают : – ))
Что происходит с журналом «Русская жизнь», где вы сейчас работаете? Прошла информация, что он закрывается?
Информация, что «Русская жизнь» закрывается, непрерывно «проходит» с первых дней существования нашего журнала – но мы сдали уже пятнадцатый номер, а нас все не закрывают и не закрывают. Единственный раз, когда у меня были опасения по поводу будущего нашего журнала – это когда из него ушел замглавного редактора Борис Кузьминский, на котором в «Русской жизни» очень многое держалось, и я не представлял себе журнал без этого редактора. Но опасения так и остались опасениями, журнал продолжает выходить, надеюсь, будет выходить и дальше.Но самое главное – не это, а то, что дальнейшая судьба «Русской жизни» меня, честно говоря, не очень интересует. То есть я, разумеется, хотел бы работать в этом журнале как можно дольше, так комфортно и здорово с профессиональной и человеческой точки зрения мне не было нигде и никогда. Но дело в том, что это такой журнал, у которого каждый номер – как последний, и это дает, во-первых, невероятный драйв, и, во-вторых – невероятную радость после выхода каждого номера. Эту радость за семь месяцев работы я испытал пятнадцать раз. Мне просто кажется, что я не заслуживаю такого счастья, не заслуживаю такой комфортной работы. У нашего народа есть такая присказка – что-то смеемся слишком весело, наверное, скоро плакать будем. Наверное, будем – но будущие слезы, какими бы горькими они ни были – ерунда по сравнению с тем, что уже состоялось. Если журналист другого журнала – глянцевого или общественно-политического, – не завидует журналистам «Русской жизни», он просто идиот, по-моему.
Скажите Олег, а кем вообще вы видите себя в будущем? Чем в идеале хотелось бы заниматься?
Да, в общем, писать раз в две недели заметки только на интересующие меня темы – то есть то, чем я занимаюсь сейчас, – это и есть тот идеал, к которому я всегда стремился. И, конечно, ужасно дискомфортное чувство – когда, по сути, не о чем мечтать, да еще и в стране неспокойно. Может быть, впервые в жизни я не понимаю, кем вижу себя в будущем. Пойму – обязательно расскажу, я вообще ужасный болтун.
